Народное творчество

Хроники Штильмана

Полны чудес сказанья давно минувших дней
Про громкие деянья былых богатырей.
Про их пиры, забавы, несчастия и горе
И распри их кровавые услышите вы вскоре.


"Песнь о нибелунгах" 1203 год от Р. Х.

Все упоминаемые ниже события и персонажи являются бредом воспалённого ума автора и не имеют прототипов ни в одном из существующих миров. Всякое совпадение является чудесной случайностью.

Авентюра I.
О том, как Падре хотел спасти Шаверму.

Ба! Что может быть лучше воскресного пикника на свежем воздухе! Да и я, грешным делом, люблю вдохнуть свежий воздух альпийских лугов, сплести украдкой веночек из эдельвейсов, нещадно фальшивя прогнусить «Лили Марлен» громко, озаряя эхом окрестности (благо никто не услышит!). Эка беда! Главное в субботу допоздна не засиживаться на первом этаже таверны за кружкой хмельного эля, да не забыть предупредить добрейшего Жана Кельвина о необходимости ранней побудки.

И вот, свершилось! Зябко, пожалуй. Роба застёгнута до последней пуговки, сапоги с вечера смазаны пахучим дёгтем — ни к чему мочить в утренней росе ноги. Чай путь не близкий! Ещё в годы нубовской юности присмотрел я заветное местечко: ежели идти на юг от города, да неторопком забирать всё левее да левее — вдоль горной гряды, аккурат после полудня дойдешь к выходу из юго-восточного кармана. Хаттонская дубрава окаймляет разрыв уносящихся в небеса гор, да небольшой перевал венчает лесную пролысину.

Ох, к полудню солнышко начинает припекать. Неразлучный дружина — щит, лихо заброшен за спину, шлем подвешен к поясу и бренчит, ударяясь о ножны тесака, как презренный котелок. Роба расстёгнута, почитай, до пупа: свежий воздух врывается внутрь, заполняет лёгкие — грудь развёрнута широко, легко.

Но, чу! Что за шум сзади? Вот и вепрь, что сладострастно ковырял землю поодаль в поисках желудей, слегка засуетился. Подбоченясь, засеменил копытцами, засуетился, да бочком-бочком, начал удаляться — от греха подальше. От, козявец, на меня — так даже ухом не повёл: скосил малюсеньким, заплывшим жиром, глазком, да повернулся необъятной задницей. Чует, скотина, что нужен он мне как ложка с дыркой — ни опыта с него, сердешного, ни прибытку какого не поиметь.

Не выдержал. Обернулся любопытства ради. Хоть мне, конечно, дела-то нету (всяк может по своим делам спешить), да и снаряжён я как бульдозер, пусть хоть и детский. А там мальчонка скачет. Глазёнки горят, мечиком машет самозабвенно. Вепря, значит, заприметил, аж ножками сучит в нетерпении. Остановился я, стёр украдкой навернувшуюся было сентиментальную слезу. Карма плохая — значит не раз, и не два на ножик свой случайно падал, да пеплом собственным завтракал. Да и имечко у него такое, до боли душевное, детское — не Попирающий, али там Всемогущий какой — просто ШавермА. Незатейливо, по-простецки.

Да и перевал уж недалече. Ещё минут 10 ходьбы, поворот, и я на месте. Первым делом — хворост меленько поломать, да кучкой быстренько сложить. Как огонь схватится — немедля дровишек подкинуть каких. Глядишь, час-другой, мясо загодя замоченное в рассоле, уж подрумянилось, капли золотые радостно запели, падая на угли. Тропос, рыбий глаз, издали тупо смотрит. Да притих — не мешает.

Эк, вон, размечтался! Слюнями ворот извозил. А за поворотом-то, что-то неладное творится. Топот тяжёлый, да дыхание сиплое, прокуренное, слышно издали. Шагу прибавил. Путаясь в пуговицах робу начал застёгивать, побежал. Шлем, котёл мятый, зараза такая, за рюкзак зацепился, не снять с пояса.

Ну, вот — поляна, перевал подле, рукой подать. Мальчонка давешний стоит безмолвно, ручонки на груди сложил. Подле мешочек валяется. Поди настиг таки вепря несчастного — зарубил окаянного, да теперь скрин снять хочет славы ради, умник. Ибо людоед свирепый уж завис над парнишкой, да и норовит герою по темечку дубиной заехать — зенки сладострастно закатил, рогами трясёт самозабвенно. Подбегаю, а в который раз мысль в голове проносится: женаты ли людоеды, али у них поросль такая на черепушке от природы?

Дело то житейское — моб чужой. Знай, раз сердобольный такой, перса лечи, зверя не трогай. Стою. Позёвываю, мантры почитываю. Расслабился, у-у- у, балбесина! Еже ли моб один, ну два — так не соперники, подзатыльник дашь первому, второму: разбегутся, сердешные, хрюкая обиженно. Да мальчонка мой уж больно лёгкой добычей им кажется. Сбежались, черти, рож 6–7. Да не разбираясь, уж на меня лезут. Пошла свалка. Я держусь по-молодецки, чай не впервой. Сам погибай, а товарища выручай. Тропосу — молнию, ШавермЕ — крест, вепрю — молнию, ШавермЕ — крест. Глядь, парень уж очухался, башкой затряс, за помочи схватился, штаны подтягивать стал. Да, видать — не жилец. Заторопился я: людоеду — молнию, ШавермЕ — крест, тропосу — крест, Шаверме — молнию. Бедолага ни с чего как сиганёт от меня. Я за ним — чай здоровья осталось у героя на одну понюшку. Да молнией его и припечатал. Оба-на! Вроде крест держал… Сходил на пикничок…

С братвой быстро управился. Вещички паренька подобрал, да побрёл в город. В таверне из Navi Dragons (откель парень на мою голову свалился) не было никого. Пошёл к мировому судье. Глядь, а там уж жалоба на меня лежит: слезами умытая, да сердцем выстраданная: «Покарайте злодея, взываю!». Почесал я за ухом. Конечно, дело житейское. Да, вроде, гад я ползучий, получается. Сейчас ему не поверят, а, вдруг, кто другой на меня заявит опосля? Дыму то без огня не бывает. Возьмут под белы рученьки, да ноженьки вырвут. И неправ-то, еже ли по-честному, завалил пацана…

Мир, слава богу, не без добрых людей. Пока я лясы с собою точил, да репу чесал, подошёл ко мне рыцарь благородный (по лицу то видно, и прозвищу) Туфан из Драконов, да согласился виру Шаве передать — плату причиненное неудобство (убийство) значит.

Сходил на пикничок…

АВЕНТЮРА II.
О том, как Ульрих поссорился с Чайником.

Одинокая муха назойливо звенит где-то подле подслеповатого оконца, очевидно потеряв всякую надежду обрести свободу. Бычий пузырь, натянутый на оконную раму, практически непроницаем для света — годы и пыль превратили его в жёлто-коричневый пергамент. Отрываю голову от тощей подушки и постепенно наполняюсь сознанием бесцельно прожитой жизни — час явно предобеденный, день пропал. Медленно, почёсывая куцую бородёнку, усаживаюсь на кровати, ступни приятно холодят сосновые доски пола. На столе, полках, ступенях — везде, куда ни глянь, лежит ровный слой пыли. Давно не топленый камин сиротливо взирает на меня почерневшим от многовековой копоти жерлом. Взгляд выхватывает открытый сундук: вчера поздно вернулся из Шипа, да поленился аккуратно разложить добытый скарб. А ну его! Лень возиться, пусть так и валяется, чай не пропадёт. Вскакиваю. В надежде не упустить уходящий денёк, начинаю быстро натягивать мятые поножи.

Но, чу! В коридоре, у двери, кто-то тихонько шмыгает носом и нетерпеливо прыгает с ноги на ногу. А! Это я вчерась обещал хозяйскому мальчонке таллер, еже ли к утру обувку начистит. Вот, бедолага, поди с утра и скачет — награду ждёт. Громко откашливаясь натягиваю робу. Тотчас дверь со скрипом приоткрывается — шмыг! — и передо мной уже стоят высокие, до зеркального блеска начищенные кавалерийские сапоги. Рядом — малышок с ноготок (аккурат маковкой чуть выше голенищ), весь преисполненный собственной значимости и гордости за отлично выполненную работу. Правая рука ежесекундно поддёргивает спадающие штаны, левая, сжатая в кулачок, теребит нетерпеливо край оторванной помочи. Брошенная мной монета ловко перехватывается на лету грязной пятернёй и мгновенно оказывается за щекой карапуза. Слышно, как малыш весело скатывается по ступеням лестницы и его разбитной топот затихает вдали. Бабка по имени Грейс Полянски, торгующая на ЦП травами да минералами, промышляет ещё и изготовлением сладкой ваты — на радость всем окрестным нубикам. Вот и вьётся детвора подле её день-деньской. Ба! Роба с трудом сходится на животе. Тяжело вздыхаю и, горестно качая головой, задумываюсь о скором приобретении корсета. Ещё 2 минуты: сапоги натянул, в лицо плеснул остатками вчерашней воды из кувшина, шлем схватил подмышку — вперёд!

Благообразный Жан Кельвин величественно застыл за барной стойкой. Дубовая столешница выскоблена добела, штофы да пинтовые кружки чинными рядами выставлены на полках. Хозяин возвышается над окружающей суетой, аки скала, и вызывает невольное почтение. А жизнь кипит! Стайка молодёжи вьётся подле винных бочек, решая нелёгкую проблему «с чего начать?», в углу угрюмый хай в потрёпанной красной робе не первой свежести целенаправленно нагружается спиртным (видать, мил человек, горе какое заливает).

Разбитная компания «Navi Dragons» оккупировала два центральных стола — весело и незлобиво празднует какую-то очередную победу. Вход в таверну забаррикадировали два огольца бесклановых — в попытке выволочь ногами вперёд очередную жертву торговых недоразумений застряли, неучи, в дверях. Бочком, бочком выносить надо! И над всем этим гвалтом и гомоном нависает черный от курева и копоти деревянный потолок, изрезанный поперёк пудовыми балками, уложенными на не менее могучие колонны. Стены зала худо-бедно выбелены (не велика гостям честь — чай на всю округу таверна одна — одинёшенька!), да украшений на оных всего — ничего: щиты с гербами городов, числом четыре. Не к чему в казённом заведении стены пачкать ни шедеврами менестрелей, ни словами из трёх букв.

Кабачник, заприметив меня ещё на лестнице, приветливо машет рукой. Здесь мне всегда рады. Видать до скончания веку буду обеспечен дармовой утренней кружкой пива и порцией свежих сплетен. А приятность сия со стороны хозяина таверны в мою сторону сложилась следующим способом.

Где-то год назад в этом богоугодном заведении Тройден! праздновал удачный штурм замка Фьеф. Трое суток подряд. Когда к вечеру четвёртого дня я попытался выйти из номера и неторопливо спустился по лестнице в общую залу, дабы произвести специфические манипуляции по выздоровлению организма, то стал очевидцем вопиющего события. Кельвин, гордо воздев окладистую бороду горе, поди раз в двадцатый перечитывал притихшим нубам стихотворную поэму о «Тройдене! хмельным-хмельном и нашем славном хозяине Жане Кельвине». Органолептическая экспертиза доказала, что автор кривых каракулей на засаленной салфетке — не кто иной, как я. Хотя, прости Господи, все прошедшие трое суток предстали в моей памяти как один грандиозный провал, с двумя молнеобразными проблесками:

— дикие вопли Алессандро, которого сенешали назначили на период празднества часовым, дабы не смыкая очей охранял клановый шмот;

— производство «славного богатыря Алесса-Северо» из оруженосцев в Рыцари Тройден! самим сеньором Клана Лэнчером, дабы «высокое значение поручаемой службы соответствовало рангу служителя». После сего на смену крику пришло ретивое сопение.

С тех пор Кельвин всячески меня выделяет из толпы сферян и никогда не преминет выказать знаки внимания. Хотя, оно и понятно — реклама, она и тут — реклама!

Присаживаюсь визави, хозяин мгновенно придвигает тёмный «Гиннес». Перед самим уж который час теплится початая кружка хмельного эля (весь день старина Жак, как радушный хозяин, вынужден частенько пригублять напиток за здравие того или иного гостя). Ну, о чём же могут говорить два убелённых сединами старинных друга?

— всё дорожает, цены на шмот взлетели до небес, а Корона запрещает повышать цены на ассортимент товаров, предлагаемых таверной;

— видать посему Они (голоса переходят на шепот, взгляд воровато окидывает окружающих — оглянуться не успеешь, признают за тобой «нарушение лицензионного соглашения», да поминай как звали!) намеренно допускают порчу монеты. Где это видано, чтоб для варки сотни вторых лечей надо было покупать кусок серебра за 5000 (!) талеров!

— дюперы — у-у-у креста на них нет!

И как всегда, тут старина Жан начинает горячиться. Подобно любому розовощёкому, примерному гражданину, пытается с пеной у рта доказать, что этот мир спасут лишь играющие GMы да бдительная служба контрразведки Короны, пусть даже набранная из самих персов. Тут я затихаю (к чему огорчать старика?) и, после нескольких дружеских слов, поспешно ретируюсь из таверны. Зачем нашему радушному хозяину знать, что любая Система суть Молох, пожирающий наши сердца и мечты?

Ба! Солнышко ещё высоко! Пробегая через двор таверны, шлю Дугуру привет взмахом руки, щипаю за бочок Головач Лену и, ловко увернувшись от её подзатыльника, выскакиваю через южные ворота из города. Простор! Счастье же какое, вдыхать свежий воздух полей полной грудью, радоваться жизни и бежать в никуда!.. Хех, не тут то было! Подле слепца, высокого благочинного старикана, который совершенно безвозмездно раздаёт налево и направо лишения и страдания, стыдливо именуемые «миссиями на степень» (при этом богоугодно потрясая козлиной бородой, усыпанной табачными крошками) толпится народ. Подбегаю, вслушиваюсь.

Некто Чайник перекрыл южную дорогу. Действительно, в обозримой дали горизонт усеян голубыми мешочками нехитрого скарба нубов (ибо хаев в таком количестве да в одном месте ни в жисть не собрать!). Кто таков? Откель? Неведомо… Ничего, сейчас малость проверим парня на возраст. Ловко вклиниваюсь в толпу и, агрессивно орудуя локтями, начинаю тонким голосом вопить: " А! Пропустите! Подгузники Чайнику несу! Не дайте пацанёнку оскандалиться! Дорогу, дорогу! Экстренная доставка детских подгузников для Чайника!». Народ удивлённо притихает, расступается. Неожиданно я оказываюсь один. Впереди поле, в котором угрюмо притаилась смерть, позади сомкнутые, неожиданно монолитные ряды горожан. Тишина.

Ошибка в расчётах — парень явно «тринадцати лет или старше». Точнее, более девятнадцати — не ведётся на глупые оскорбления. Учитывая ник (интуиция, не более) — лет 21 -25. К этому возрасту приходит вторая волна здорового цинизма. Медленно выдвигаюсь вперёд. Осторожно оглядываюсь по сторонам. Шаг, ещё шаг. Носок сапога натыкается на нечто мягкое. Слава Богу, это просто голубой мешочек. Не сдерживаюсь, на мгновение отвлекаюсь, заглядываю в него… Ведь каждый нуб тайком мечтает найти в чужой торбе красную архиробу или, в крайнем случае, ухо МС!

Первый удар чрезвычайно силён. Судорожно глотаю воздух, рука вместо пороха креста выдёргивает шок. На ногах устоял. Славно. В броске разгибаю руку… Мрак. ЦП Тора. Здрасте, люди добрые! Бегу обратно. Толпа на предполье нарастает. Кто-то истошно вопит: «Обкастую воздушника, чтобы завалил Чайника!» Гам, суета. Перекрыта жизненная артерия этого мира. В угоду чьему-то бахвальству и болезненному самомнению. Из ниоткуда возникший Алессандро подскакивает сзади, больно хватает за плечо, горячо шепчет на ухо: «Ты же воздушник, айда, он на башне — снимешь его легко, я подскажу!» Толпа облегчённо вздыхает. То же мне — нашли Мессию! Но, тем не менее, медленно выдвигаюсь вперёд. Алесс храбро прикрывает меня сзади, ежесекундно выглядывая из-за правого плеча. Чу! Голос…

«Чайник: Ладно, народ, я закончил! Мир». Напряжение спало. Вселенная неожиданно загомонила, свет брызнул в глаза всеми цветами радуги, солнечные лучи залили в мгновение ока предполье, городские стены, донжон. Все неожиданно поверили, что это не уловка, не обман. «Явно 21–25, хоть в возрасте не ошибся…» Бегу в город, к титульщику — уж слухи дошли, что Чайник в настоящий момент ошивается там.

Лицом надменен, следит за собой — до синевы выбрит, роба свежа, сапоги начищены, шлем блестит. Клан Outcast — немногочисленный, но плотный, все мемберы старше 20 лет. Впрочем, орден достаточно одиозный — нелюбим в миру по известным причинам. Стою перед Чайником, да будто вижу себя со стороны: роба да поножи мятые, в неких смутных пятнах. Слегка выбрит, слегка пьян, редкая бородёнка грозно топорщится, мятый тусклый шлем съехал набекрень.

— Оно, Чайник, всегда Чайник! — спесиво подбоченясь говорю в некую даль.

— Все так говорят… когда умирают. — улыбка визави в этот момент кажется мне чрезвычайно гнусной и глумливой.

— Ну, типа, «Святой, на то он и Святой» или «Премудрая, она Премудрая и есть», слова те же, да смысл не тот!

Чайник лениво отворачивается, потеряв ко мне всякий интерес. Я растерянно топчусь на месте. Как-то следует закончить разговор, хотя бы для сохранения собственного достоинства.

— Я стукну вам на сайт… — больше не нашёл чего сказать.

— Стукни! — Оуткастовец даже не повернул голову.

Понуро бреду обратно в таверну. Возможно, тот одинокий хай, заливающий своё горе в обители любезного Жана, ещё не ушёл? Всяко, в компании легче будет. А может, действительно, прав наш гостеприимный хозяин: «Сильные мира сего должны содрогаться, услышав топот сапог безродных тонтон-макут»?

АВЕНТЮРА III.
О том, как «Тройден!» помогал «RenaissGuild».

Тлеющие угли пышут жаром и, в сочетании с негромким убаюкивающим говором посетителей таверны, придают сегодняшнему вечеру неповторимый семейный окрас. На минутку покидаю застолье, чтобы подбросить в камин пару полешек. Конечно, это уже ни к чему — изжаренный вепрь уже давным-давно съеден и лишь горки со вкусом обглоданных костей на тарелках завсегдатаев и гостей кабачка любезного Жана Кельвина свидетельствуют о подходящем к логическому завершению пиршестве. Просто очень хочется, что бы этот славный вечер продлился чуть-чуть дольше. Прыгающие блики пламени смягчают грубые и плохо выбритые лица посетителей. Даже угрюмый, с багровым шрамом через всё лицо, Культовец, согнувшийся над своей кружкой за барной стойкой, уже не вызывает молчаливой неприязни большинства присутствующих. Возвращаюсь к столу. Malon и RiTor вольготно развалились на скамьях и, неторопливо потягивая пиво, лениво обсуждают «тенденцию роста цен на шмот в свете введения Короной профессий». Вороты роб широко распахнуты, снятая сбруя небрежно брошена рядом. Мой визави Wild_Dog, насвистывая под нос легкомысленный мотивчик и лениво помахивая в такт зажатым в кулаке окороком, склонился над шашечной доской. Счёт встречи 6:6 — последняя решающая партия, судьба сегодня более благосклонна ко мне. Вывалившийся из-за ворота исподней рубахи солдатский жетон старины Вилда матово блестит на свету верхней половинкой. Ибо нижняя — напрочь отсутствует. Надо будет оказией спросить — в каких канцеляриях она осела? Уж всяко не во Вселенной, созданной Ткачом, ибо местные персонажи, слава Богу, бессмертны. И максимум, чего возможно тут лишиться — уха, которое, кстати, мгновенно регенерирует.

Наконец, Вилд, насупившись, сводит брови на переносице и исподлобья тайком начинает поглядывать на меня. Но RiToR, которому надоело перемывать косточки Разрабам, толчком в бок вывел меня из состояния предвкушения сладостного мига победы.

— Слыхал, третьего дня Храмы тут прижали в углу Сида_128 из Дарков? Говорят: «Извиняйся или морду набьём!»

За соседним столом притихли. Не поворачивая голову, краем глаза отметил двух Храмовников и одного Крестоносца. Интересно, чем Рит окончит речь — за здравие или за упокой?

— А чего утворил негодник? — Вилд лениво разогнулся и неторопливо почесал спину рукоятью засаленного кинжала.

— Типа приноровился стоять возле Грейс Полянски. Только нубик какой к ней подбегает с монеткой в кулачке — за леденцами там иль сладкой ватой, Сид у малыша денежку и отбирает. А за город бандюгу не выманить.

— Ну, а дальше-то что?

— Стал Сид юлить, от честной дуэли отказался, пять раз начинал извиняться, да только ничего больше чем «Я Сид…» не сказал. В конце концов один парень из «Немезис», что за этой сценой наблюдал, в сердцах плюнул да заехал лиходею эфесом меча по загривку. Злодей дух сразу и испустил.

По залу прокатился приглушённый смех. Посетители уже были готовы к новым развлечениям: им-то, конечно, что драка, что анекдоты — всё едино. Неожиданно Malon, подмигнув мне, демонстративно громко спросил:

— Падрэ, не знаешь ли, почему Сид номер имеет? Аж 128!?

Я задумчиво почесал затылок:

— Да Бог его знает… Очевидно благородного роду чел. Типа барон там или герцог какой в 128 колене….

Таверна взорвалась диким хохотом. В мире, где бал правила служивая аристократия, где только личными заслугами можно было приобрести почёт и уважение окружающих и даже высокий левел не мог оградить мембера от насмешек, упоминание о благородном происхождении вызывало лишь издевательски-презрительный смех. Вот и сейчас все 14–15 присутствующих в зале гостей безудержно, до слёз, гоготали. Даже маленькая и тонкая, как хворостинка, Лисёнок в изнеможении уткнулась лицом в широкую спину спутника, и только судорожно вздрагивающие плечи выдавали её участие во всеобщем веселье.

Наконец, шум начал стихать. Поймав мой взгляд, Митич-волк (известный Храм, между прочим) приветственно поднял пивную кружку и весело подмигнул. Я ответил тем же. Вновь все присутствующие вернулись к неспешному насыщению алкоголем и частным разговорам. Что ж, на этот раз Вилда от признания поражения спасёт лишь божий промысел!

Носителем сего промысла, как ни странно, явился Ждущий. Входная дверь хлопнула — Сеньор вихрем влетел в зал и, приметив нас, прямо с порога закричал:

— Все, кто хочет, го Реникам помогать! Блесс брать будем!

Наши повскакивали со скамеек, засуетились, начали застёгивать доспехи, путаясь в ремнях, судорожно натягивать сбрую. Растяпа RiTor в спешке зацепил ножнами меча игровую доску, чем положил конец нашему с Вилдом шашечному спору.

— Кого валить будем? — я, завязывая под подбородком шнурки чепчика, высоко задрал голову.

— Да не всё ли равно? — оказывается, Ждущий уже выбежал во двор, а ответившему вместо него Риту вопрос показался неуместным. Зато я, застёгивая последние пряжки, крепко призадумался. Состоя одновременно в трёх кланах (причём вполне официально), можно легко попасть в весьма неприятную ситуацию. Впрочем, уже толкаясь с Malon^ом в дверях (отказаться от участия в общеклановом мероприятии просто немыслимо), пришёл к выводу, что всё обойдётся. Сейчас я в Тройдене!, а Сумрак в настоящий момент не способен так держать замок, что бы Рены запросили помощи. Что касается Мушкетёров, то маловероятно, что кто-то из Лиги начнёт нахрапом лезть на один из ведущих кланов Альянса. Тем паче, насколько я знаю, прошедшая неделя не была отмечена массовым усилением волонтёрами рядов «Ренессанса».

На улице уже темно. Сразу за городскими воротами промозглый ветер подхватывает нас четверых и, нагло задирая плащи, толкает прочь от крепостных стен. Точка сбора — перевал.

Блессендор грозен, стены высоки. Плоское, как стол, и умело заболоченное предполье замка лишь усугубляет ситуацию. Впрочем, все веселы и по-боксёрски задорны: эка невидаль — штурм крепости! Переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо ждём последних указаний отцов-командиров. Нас — семеро, чуть поодаль маячат Рены из гильдии — персов 5–6. Ненароком пересекаюсь взглядом с Герцогом Тумана. Он подмигивает мне, рука взлетает к шлему в шутливом приветствии. Где же мы раньше встречались? Каждый из нас волен придать своему чару любой желаемый облик: в Сфере — благородный Палладин, в ВоВ — свирепый Орк, в Дьябло 2 — грозная Амазонка. Но жест отдания воинской чести, как приветствия, — индивидуален для каждого человека, как IP-адрес для нашего железного друга. Несомненно, Герцог меня узнал. «Call of Duty»?.. «Medal of Honor»?…

Ждущий прерывает мои размышления: «Выбиваем из замка Последних. Потом все го в Рены». Облегчённо вздыхаю. «Вассал моего вассала — не мой вассал» — ничего противоречащего рыцарской этике в своих действиях не усматриваю, но, пожалуй, в Рены не пойду.

Го! Сбегая с перевала набираем скорость и со всего маху вылетаем на предполье. Сапоги мгновенно набирают пудовый вес. Жидкая глина неподъемными веригами нависает на ногах, в тщетной попытке остановить рвущуюся вперёд волну стали и огня. Слева — RiTor, тяжело дыша хлюпает по болотной жиже, справа — Malon, комья земли, летящие у него из под ног, нет-нет, да и норовят заехать мне по шлему да щиту. 40 метров! Нифон первый посылает мне огненный плевок. 35 метров! Остановился и, не переводя дух, начинаю методично забрасывать гадину шоками. В момент перезарядки окидываю взглядом поле битвы. Справа, вдали, Рены выносят ворота. Гарнизон малочислен — лишь с трудом успевает лечить своих мобов. Краем глаза улавливаю движение слева. Рита уже нет, трое отреспившихся мобов летят в мою сторону с диким завыванием. Оставляю в покое нифона, подлетевшая саламандра получает жестокий пинок сапогом в морду. Сзади кто-то начинает лечить меня. Но, нет, всё же, пожалуй, не сдюжить. Муты замигали, здоровье катастрофически убывает. Нифон, уже полностью здоровый, вновь пуляет в меня огнём. Разворачиваюсь, бегу назад. Навстречу летит вторая волна атакующих. Герцог Тумана, сближаясь, весело ухмыляется. Есть!..

Поздняя осень 44-ого. Необычайно тихое утро для этого времени года в Арденнах. Густой туман обволакивает мир, придаёт реалу некий сюрреалистический оттенок. Я в головной машине авангарда 6-й танковой армии медленно продвигаюсь вперёд. Из молочно-белёсого омута материализуются стальные опоры моста через Маас, окаймленные бетонными колодцами пулемётных гнёзд. Подслеповатые амбразуры удивлённо глядят на меня пустыми глазницами. Останавливаю машину, не глуша двигатель. Открываю командирский люк, сильным рывком выбрасываю тело из башни. Броня приятно холодит. У левой опоры уже стоит, небрежно облокотившись на бетонную стену дота, двухметровый крепко сбитый парашютист из 800-го отдельного строительного батальона. Лиловый шрам пересекает левую щеку, из-под воротника зелёной американской полевой куртки выглядывает отворот гимнастёрки цвета «фельдграу». Левая рука разгильдяйски опирается на висящий на груди «Стен», правая неожиданно взмывает вверх в шутливом приветствии. Солдат весело ухмыляется: «Путь свободен!» Даю команду на ход. С каменным выражением лица отдаю парашютисту честь. «Веселись, веселись — тебе всё хаханьки, а мне ещё в танке гореть!» История не терпит сослагательного наклонения, даже здесь. А может в этом и заключается суть нынешнего Рыцарства: бесцельно слоняться по бескрайним мирам и всегда принимать сторону слабейшего, подобно дону Кихоту вечно сражаясь со своими ветряными мельницами? Бр-р-р! Надо меньше читать Майкла Муркока. Натружено ревя, мой «Тигр» уходит в туман…

Хлёсткий, как выстрел оборвавшегося трёхдюймового каната, удар обрывает мои воспоминания и приходится чуть ниже правой лопатки. По инерции пролетаю ещё три метра и ухожу, захлёбываясь, лицом в зловонную жижу. Мрак.

ЦП Торвила. Лихорадочно счищаю с сапог налипшую глину. Между мной и окружающим — вечно галдящим, суетным и мелочно интригующим — миром сейчас безмолвная стена. Я с трудом воспринимаю действительность. Перед глазами неистово вращающийся волчком, со звериным оскалом на лице, Wild_Dog: меч разящей дугой сверкает в лунном свете. И вот, его уже не видно за телами атакующих мобов. Окровавленный Xenobite, левая рука плетью безвольно висит вдоль тела, отсылает последнюю молнию в замковые ворота…

Бегу к крепости, лихорадочно накладывая на себя муты. Связь с сокланами утеряна — очевидно, все уже перешли в «Ренессансгилд». На перевале секундно приостанавливаюсь, оцениваю обстановку: Рены штормовой волной врываются в разбитые ворота Блесса. Го! Присоединяюсь к ним. По цитадели суетливо носятся наши парни, земля там-сям стыдливо прикрыта телами защитников и их нехитрым скарбом. Резко рву на себя дверь донжона — тёмный коридор, лестница в подвал, пролёт, ещё пролёт, снова дверь. Ударом сапога выношу её, ныряю в проём. Мир расцветает тысячью цветов, ослепляет, останавливает время. Миг тянется вечность. Судорожно хватаю ртом затхлый воздух подземелья — файбл пришёлся в грудную клетку. Мрак.

Сеты обнулены, уже можно не торопиться. Постепенно возвращаюсь к реалу. Боевой задор спадает, руки перестают дрожать. Лёгкой рысцой бегу к замку — сражаться не смогу, но, мало ли, кого-нибудь надо будет подлечить издали? Поступает навязчивое предложение уплатить пошлину хозяевам замка Блессендор — клану «Ренессансгильд». Останавливаюсь, перевожу дух. Навстречу бежит неофит из «Последних»: юн, безус, мертвецки бледен — очевидно, большая потеря крови. Широким жестом отсылаю ему порох здоровья. Взбодрился юноша, румянец на щеках расцвёл. «Спасибо!». Беги, беги, малец. Победителю легко быть благородным…

АВЕНТЮРА IV.
О том, как Ульрих дважды стал Королевским мушкетёром.

«Карамба!» — здоровенный небритый детина мексиканской наружности, отчаянно звеня шпорами, выскочил из кабинета Начальника канцелярии. Востроглазая MARKOVKA, сидящая подле меня на низенькой резной скамейке, ловким движением убрала ноги с прохода. Конечно, забавно дать подножку иному чару да потом рассыпаться в извинениях перед хнычущим, утирающим кулачками слёзы обиды нубом. Но, во-первых, визави производил впечатление парня далеко не простого, а, во-вторых, явно мог отчаянно заехать по голове футляром от гитары, в настоящий момент любовно прижимаемым к груди. Причём, весьма вероятно, досталось бы на орехи не только обидчице, но и ни в чём не повинным её собеседникам. Детина, нисколько не замечая нас, галопом пронёсся по коридору и, со всего маху громыхнув входной дверью, выскочил на улицу. De Fer, выглянувший на шум из караулки, лишь сокрушенно покачал растрёпанной головой и вновь тихо прикрыл за собой дверь. Для столь уважаемого и солидного учреждения, коим является Канцелярия клана «МУШКЕТЁРЫ», поднять лишний шум — дерзость неслыханная.

Я встал со скамейки, одёрнул тщательно вычищенную и заштопанную робу, бесшумно подошёл к двери кабинета, и, в поисках поддержки, оглянулся. MARKOVKA, единственный, кроме меня, ещё не принятый посетитель, весело подмигнула: «Эка невидаль, у чиновников правды добиваться! «. Хотя, конечно, ей проще. Ну, примут у неё очередное письмо с требованием свободы слова. Входящий номер дадут, в течение месяца ответят. Она опять напишет. Почти эвент. А я, почитай, новую вассальную грамоту оформляю.

Кабинет Начальника немал, прост, но основателен. Мебель дубовая, монументальных размеров, слегка великовата для помещения. Даже занавеси на окнах сделаны из тяжелейшего гобелена. По центру стол на пудовых ножках — на столешнице ни пылинки, государевы бумаги аккуратно разложены по стопкам. Даю голову на отсечение — чернила налиты строго по метке, расположенной на внутренней части чернильницы. Хозяин присутствия заведомо приветлив и добр — жестом приглашает присесть напротив. Свежайший малиновый пурпуан плотно облегает дородное тело, мягко переливаясь россыпью блёсток.

— Слушаю вас. — мягкий вкрадчивый голос располагает к откровенности.

Слегка кашлянув в кулак, начинаю излагать:

— В прошлом я году был зачислен на действительную службу в Отдельную роту Королевских мушкетёров г-на Анриала указом Сеньора дАрта по ходатайству месье Моридина. Отдельным пунктом мне было разрешено при этом не прерывать вассальную службу в клане «Сумрак». Третьего дня на моё ходатайство о переходе де-факто в Ваш клан на ограниченный срок сенешаль de Fer отказал мне, ссылаясь на Ваше устное распоряжение. Прошу подтвердить моё членство де-юре в клане «МУШКЕТЁРЫ».

В горле запершило от долгой речи. Снова откашлялся.

— Ваша грамота Мушкетёра, — холёная рука развернулась ладонью вверх.

Суетливо выдёргиваю из рукава немного засаленный и прожженный в двух местах пергамент. Чиновник терпеливо ждёт, пока я торопливо пытаюсь разгладить его на коленке, и затем аккуратно принимает документ из моих рук.

Минута молчания. Я, проклиная в душе промозглую шипстоунскую погоду, пытаюсь подавить рвущийся из лёгких кашель. Возникает ощущение, что он прозвучит в данный момент как святотатство.

Наконец, хозяин кабинета зашевелился и, окончив читать, отложил документ в сторону.

Добрые глаза выражают искреннее сочувствие:

— Увы, данная грамота недействительна. В данный момент, для вступления в ряды Мушкетёров необходимо разрешение Его Превосходительства г-на MIROTVORCa.

Я выказываю полное непонимание:

— Но, dArt- также Сеньор «МУШКЕТЁРОВ»!

Мой визави, сцепив над столом пальцы рук, начинает терпеливо разъяснять:

— В настоящий момент в данной Вселенной Сеньор нашего Клана — Его Превосходительство г-н MIROTVOREC. Все решения принимает он.

И только сейчас, проследив за рефлекторным движением руки Мушкетёра, замечаю, что над столом висит поясной портрет какого-то незнакомого дядьки.

— Но где же dArt?!

— Он ушёл в WoW.

Я начинаю лихорадочно искать выход из создавшейся ситуации:

— За меня могут поручится Моридин и Эхо.

— Они также находятся в другом мире, — чиновник сокрушенно разводит руками — Ничем не могу помочь.

Начинаю закипать. Впрочем, всё бесполезно — чиновники особенно не любят, когда ветераны начинают качать права и демонстрировать «штабным крысам» многочисленные боевые шрамы. Впрочем моя военная карьера в ряде случаев перекликается с судьбой небезызвестного Форреста Гампа, а значит и фронтовыми рубцами не шибко похвастаешься. Остаётся одно — изобразить полнейшую прострацию:

— И… что мне делать?…

Начальник канцелярии участливо протягивает стопку исписанных листов:

— Вот «Перечень документов, предоставляемых претендентом на занятие должности Королевского мушкетёра клана «МУШКЕТЁРЫ». Ознакомьтесь, если есть вопросы — спрашивайте, не стесняйтесь. Я с радостью отвечу.

Хозяин кабинета углубляется в свои бумаги. Я внимательно изучаю предложенный список. Набор требуемых справок стандартен для любого учреждения каждого из обитаемых миров. Хотя, конечно, и среди чиновников есть творческие люди.

— Будьте добры…

— Да, да, слушаю вас.

— Пункт № 24 — «Справка от Кармиста по месту постоянного проживания о наличии благой кармы», — сразу прикусываю язык. По выражению лица собеседника вижу, что он сейчас решает: издеваюсь я над ним или на самом деле являюсь идиотом.

Слава богу, бросив взгляд на мои витающие над головой паспортные данные (имя/левел/карма/клан), пришёл к выводу, что не все мидлы одинаковы. Начал терпеливо разъяснять:

— Но я ведь не Кармист, верно? Откуда тогда я достоверно могу утверждать, что у вас благая карма, а не обман зрения.

Беру «Перечень» и, выразив своё почтение парой слов, иду к выходу. Уже приоткрыв дверь не выдерживаю и оборачиваюсь:

— Скажите, пожалуйста, вы ранее слышали моё имя?

Мушкетёр на несколько секунд отрывается от бумаг:

— Я читал все ваши произведения и являюсь поклонником вашего таланта. Но, увы, «Дуралекс сенд лекс»!

«Сам ты дуралекс!»,- подумал я в сердцах и, грустно глянув на вечно оптимистичную MARKOVKу, поплёлся по коридору. Теперь ещё надо переться из Норрака за тридевять земель в Торвил, собирать документы.

Завернул в караулку. De Fer, в расстёгнутой лишь у ворота робе, со скучающим видом неторопливо потягивает пиво, да пара неофитов пыхтя от усердия начищают пастой Гойя эфесы шпаг. Сенешаль по-дружески кивает мне и из ледника извлекается новая бутылка.

Разваливаюсь на скамье подле мушкетёра, ловко сорванная о край стола пробка улетает под потолок.

— Отказал? — скорее констатация факта, чем вопрос. Оруженосцы затихают, с любопытством задирают носы, но под суровым взглядом командира вновь начинают усердно натирать латунь. Вон, мальчонка у окна аж язык высунул от усердия.

— Хех. А то, — булькаю в ответ.

— Да, ладно, где наша не пропадала, — De Fer подмигивает и хлопает меня по плечу,- прорвёмся!

Вечер был посвящён воспоминаниям. Правда, знакомы мы были шапочно. Как-то нелёгкая занесла меня в SAS. Да только не оказалось у меня предрасположенности к CS. Участвовал всего в двух операциях — «Боинг» штурмовал, да поплутал малость в арабском городе. De Fer был тогда в нашей команде сержантом. Но, всё равно, много общих знакомых нашлось. Разошлись заполночь. Неофиты заботливо дотащили меня до топчана в комнате отдыхающей смены, уложили, накрыли плащом. Голова коснулась холодного дермантина, кто-то приподнял её, сунул под ухо треух. Я плавно провалился в бездну.

Июльское утро на Харнаоне невыносимо. Солнце палить начинает уже в девять утра. Выскакиваю из тени крепостной стены, бегу к телепорту, на несколько секунд ныряю в благостную пустоту перехода. Климат Гипериона значительно мягче, только до Шипстоуна бежать далеко. Поэтому то я и не люблю походы в Норрак да Гефер. То ли дело Феб! Курорт.

Жан Кельвин, как всегда, по-отцовски добр и внимателен. На барной стойке в мгновение ока возникает чернильница, маленький пузатый мальчонка немедля отослан за пергаментом к любезнейшему Клоду Одоро. Завтра, к обеду, я попытаюсь оторвать голову от тощей подушки при этом стараясь не делать резких движений. На столе будет лежать «Справка о регистрации по месту постоянного проживания».

Манокар Арабрахнар пожалуй, и Бога переплюнет в искренности веры. Впрочем, он никогда не обделён вниманием — несчастные нубы-помидоры так и вьются подле него, желая всячески угодить. Стоящий подле меня хай, постоянно дёргает за рукав и шепотом просит взять миссию на карму. Увы! Сам по уши в проблемах. Но, наконец, документ № 24 получен и спрятан на груди.

Грэйс Полянски меня недолюбливает. Я её также. Но и что с того? Ведь это не мешает любезно обмениваться приветствиями при встрече. От лишнего поклона спина не переломится, а ведь может запросто оказаться, что срочно требуется бумажка от лицензированного вендора Короны о том, что я не «кидала».

Камил Ростон не в меру болтлов. Склонив голову и подобострастно поддакивая, битых два часа выслушиваю сетования старика о падении нравов в среде молодёжи, о патологическом нежелании юных магов учится надлежащим образом. А что, собственно, мне от него надо? Ах, да!..

Эдгар Гувер тратит на мои проблемы ровно три минуты. Главное устоять на ногах, когда он дыхнёт перегаром на печать перед тем, как стукнуть оной по «Справке о подтверждении причисления к рыцарскому достоинству»…

Промозглый ноябрьский ветер стучит крупными каплями дождя в высокое готическое окно караульного помещения. Дежурный офицер NeGa, тактично оставив меня наедине с собственным горем, распоряжается сменой наряда. Сижу за столом, уныло глядя в пустоту: три справки оказались просрочены, две — неверно оформлены. Любезнейший Начальник Канцелярии сделал всё, что мог, но документы не принял. И я его понимаю — правда, только умом.

Громко хлопает дверь. Гость шумно отряхивает плащ — брызги летят по всей караулке. Капюшон падает — ба, Моридин! Цветущ, разухабист, мужичина в самом расцвете сил. Намётанный глаз выхватывает непомерно большие нижние клыки и непривычную кресто-голубую перелину под плащом. Очевидно, только что из WoW — не успел до конца преобразоваться. Бросаемся друг другу в объятья. NeGa украдкой смахивает слезу умиления — сцена весьма душещипательная, не в каждом женском романе о такой прочтёшь. Конечно, караулка — не пляж Омаха, но что-то в мужской дружбе есть. Моридин хватает мои бумаги и убегает к Начальнику, неприлично громыхая сапогами.

Вернулся. Бодро сгрёб со стола пивную бутылку, сбил пробку и в один глоток опустошил ёмкость. Вытер рукавом робы губы, бросил передо мной гербовый бланк:

— Быстро пиши автобиографию — больше ничего не надо.

О, Боги! Я верую…

Автор: Ульрих фон Лихтенштайн


Информационная продукция для детей, достигших возраста шестнадцати лет

Поделиться: